Вампиры [Vampire$] (ЛП) - Стикли Джон

И она подняла глаза и увидела, что это была… Китти!

Китти и другие девушки с которыми она выросла. Там были Пэтти и Дебра и… O Боже! Смущение, потому, что это не просто треск поломанного кустарника, это было видно по их лицам, горящим мечтательным взглядам потому, что они слушали этот Голос, тоже, и их лица раскраснелись и их грудь вздымалась и она знала, что они могли видеть ее собственный румянец..

И, Боже мой, если Китти была здесь, это значит…

— Даветт, — сказала Китти вновь, — ты помнишь Росса Стюарта.

И он был там, нависая над ней, его черные кудрявые волосы и кожа, белая, словно слоновая кость и черные глаза, глубокие, как вечность он взял ее свободную руку в свою и проговорил, с опасной кривой улыбкой, — Даветт! Как часто я думал о тебе.

И затем было так. Ее огни погасли. Она упала в обморок.

Ей потребовалось некоторое время, прежде чем она поняла, что произошло дальше. Росс, должно быть поймал ее, когда она падала.

И хотя она отключилась только на секунду, она увидела то, что казалось сном — кошмаром — или бегом через какой-то ужасный, мокрый, каменный лабиринт с кем-то, кого она никогда не видела, но знала, что это Росс Стюарт, быстро идущий подле нее и смеющийся.

Но когда она очнулась, она еще даже не достигла пола, и Росс Стюарт все еще держал ее в объятиях, с глазами, буравящими ее насквозь, и она запаниковала, и она бросилась ему на грудь и в объятия, и она закричала.

Звук ее собственного голоса окончательно привел ее в чувство, затем и Китти наклонилась над ней говоря, — Даветт! Дорогая! — И как Росс поставил ее на ноги — с такой легкостью! — и она увидела, как лица всех присутствующих на террасе повернулись, чтобы посмотреть на эту сумасшедшую женщину, она была так унижена, она хотела провалиться сквозь землю.

И потом — Стюарт! Что это ты с ней делаешь? — прозвучало и она узнала голос Дэйла Бойджока, подлинного мачо, и увидела, что он пробирается к ней, и она закрыла глаза и подивилась, Неужели становится еще хуже?

Весьма вероятно.

Росс, все еще поддерживающий ее — опять, с такой легкостью! — перехватил ее левой рукой и повернулся лицом встречая Дэйла и сказал, — То, что я с ней делаю, насколько это касается тебя, это всего лишь я чертовски хорошо ухаживаю.

Это была предназначавшаяся ему издевка — все эти люди наблюдали за ним — и это сработало. Дэйл ринулся вперед, его правая рука начала движение, и Даветт прошептала, — Дэйл! Нет! — но ее дыхание пресеклось и ее голос не был услышан и в любом случае было уже слишком поздно.

Правая рука Росса перехватила и обвилась как змея вокруг запястья Дэйла и быстро задержала его, и они замерли, уставившись друг на друга, а затем она почувствовала, а не увидела улыбку Росса, когда он начал сжатие и Даветт успела подумать, как странно красивы были ногти Росса полудюймовой длины, прежде, чем он сломал запястье Дэйла.

Росс отпустил запястье, когда Дэйл вскрикнул от боли и отшатнулся назад. Затем шагнул вперед, пока секунду или две Дэйл переводил взгляд, не веря своим глазам, с Росса на свое стремительно опухающее запястье.

— Это было легко, Дэйл, — прошептал Росс так, что только трое могли его услышать. — Хочешь увидеть это снова?

Даветт увидела, как глаза Дэйла широко раскрылись от изумления и растущей ярости, и она увидела это с такой ясностью. Дэйл, который, вероятно, никогда в своей жизни не проигрывал — и конечно же не потому, что это занудная задница, жиголо, Росс Стюарт — просто не мог ничего с собой поделать. И его рык был по настоящему львиным, когда он бросил все шесть футов два дюйма и двести тридцать с лишним фунтов мускулов в своего соперника.

Росс небрежно уклонился влево и смахнул его легким движением, даже не ударил, Дэйл промелькнул в воздухе в трех футах от него, кувырнулся через перила террасы, и пролетев девять футов, мягко скатился под откос в сады, находящиеся внизу.

Он не очень-то пострадал. Склон был покатым с толстым грунтовым покрытием, и они услышали, как он стонал от боли и шока. Спустя несколько секунд остальные нашли его и объявили, что с ним все o'кей. Но бой закончился. В этом-то и дело.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я сожалею, он вынудил меня сделать это, — сказал Росс изумленным зрителям, и его искренность казалась столь реальной, что Даветт почувствовала, что они коллективно принимают сторону Росса.

— Я ужасно сожалею об этом, — затем повторил он ей, глядя сверху вниз.

Только тогда она поняла, что она все еще в его объятиях, и когда она начала отстраняться, он снова заговорил, но на сей раз это был тот Голос.

— Я уверен, — промурлыкал он ей, — у тебя было достаточно волнений для одной ночи. Отнесу тебя наверх, прежде, чем ты заснешь на ногах.

И она чувствовала, что не хочет спать, не так ли? Но теперь перед ней вставали образы мягкой постели и никаких голосов или толпы или музыки, эти прохладные простыни…

— Спасибо, — прошептала она, кивнув им обоим, потому, что Китти вернулась и была рядом с ней, и втроем они ушли, и они легко поднялись по широкой лестнице и прошли по коридору к ее комнатам. Росса, казалось, там не было. Когда Китти помогла ей раздеться, как лунатичке и забраться в постель и лечь.

— Он действительно изменился, не так ли? — было последним, что Китти сказала ей и Даветт увидела радость своей подруги, словно этот вечер искупил ее связь с ним.

Но Даветт слишком устала, чтобы отвечать. Ей показалось, что она смогла кивнуть, прежде чем провалиться в сон.

Но сна не было.

Она не была уверена, что это был настоящий сон. Ей казалось, что она только свет и изменчивый и тихий и мерцающий. Она знала, когда умолк оркестр. У нее было чувство, что вечеринка окончилась и огромный дом опустел. Китти всегда оставалась в соседней спальне, еще со школы, и позже, она была уверена, что слышала, как она разговаривала с Россом и затем были другие глухие звуки и она снова погрузилась в сон, чтобы не слышать.

Много позже, ближе к рассвету, она почувствовала, что кто-то уселся на край кровати и открыла глаза, чтобы запротестовать раз и навсегда. Но она не могла говорить поначалу. Его глаза, казалось, сияли. Его кожа была такой кремово-белой и губы мягко изгибались в улыбке. Его черные кудри сияли в свете, льющемся через ее открытый балкон.

— Ты слышала меня достаточно хорошо сквозь этот куст? — спросил он.

Она лежала на спине, не двигаясь, всю ночь. Теперь она села и выпрямилась.

— Ты имеешь в виду… ты знал?

— Конечно, — тихо ответил он вернувшимся Голосом. — Китти слышала меня раньше. Остальные не имели значения. — Он протянул руку и погладил ее по щеке и ничего, черт побери, как представляется, она не могла поделать с этим. — Нет, — продолжал он, — это все было для тебя.

И кровь вскипела в ней и ее участившееся дыхание стало хриплым и тяжелым и когда его рука отстранилась, она почти закричала, Что происходит со мной! Когда она почувствовала разочарование из-за того, что он перестал к ней прикасаться. И его кривая улыбка, широкая, во все лицо, расплылась перед ее глазами, и его правая рука снова приблизилась к ней, потирая указательный и большой палец, с ногтями, щелкающими, словно маленький зверек …клик…клик…клик. И она знала, куда, через ее чистую ночную сорочку, маленькая тварь укусит ее. Но она не могла прекратить это, никак. Она не могла прекратить, даже желая этого. И когда, подстроившись под ритм ее дыхания, два ногтя сомкнулись на ее левом соске, причиняя ей нежную боль, она снова лишилась чувств — но не раньше, чем наступила изысканная агония оргазма, сильнейшего, чем она могла себе представить. Сидя там, в этой дешевой, лимонно-зеленой комнате мотеля и рассказывая Команде — рассказывая ему — об этой первой ночи… это был худший момент. Это была не худшая часть ее истории — впереди было много преступлений. Но, тем не менее, это было худшее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Теперь они знали, что Росс мог доставить ей, что он был всегда в состоянии доставить ей, в любое время, когда ему было угодно. Чувство… унижения. Ощущение быть незатейливой и дешевой. Быть употребленным товаром. Легко употребленным товаром.